>>> Библиотека Ордена Магов >>>

Грег бесцельно брел по поляне, налево-направо лихо размахивая тростью и насвистывая какую-то мелодию. Выйдя на тропинку, маг брезгливо смахнул с ботинок остатки травы. Он подбросил трость в воздух и, виляя всем телом, пошел по тропе в поисках чего-нибудь "эдакого". Грег не забывал каждую минуту поглаживать свои длинные волосы, заплетенные в конский хвост. Может все-таки остричь их? Или оставить? Ладно, спрошу мнения первой попавшейся дамы... Грегори улыбнулся сам себе и продолжил путь в никуда в хорошем расположении духа.

Грег, погруженный в свои непонятные даже ему самому раздумья, продолжал свой путь по тропинке. На встречу ему двигалась некая всадница. Грег сразу же приметил ее и тотчас проверил, все ли в порядке с его внешностью. Интуитивно для себя решив, что он неотразим, Грег очередной раз поправил прическу и смеха ради решил применить немного волшебства. Вскинув трость и как-то нелепо прогнувшись назад, волшебник начал испускать из нее легкие вспышки искр, которые в итоге стали цветами, вскоре осыпавшими все дорогу прямо перед ним.

Лай с любопытством смотрела на идущего мимо человека, и остановив кобылу решила с ним познакомиться поближе, тот тоже заметив её остановился и вскинув свою трость, от чего кобыла шарахнулась в сторону, он сделал так что дорогу вдруг усыпали цветы. Маг. пронеслось молнией в голове у девушки. Кобыла пришла от резкого появления цветов в большой ужас и не разбирая дороги резко ломанулась в лес, но Лани прижав правую ногу к её боку резко повернула её обратно и карьером пронеслась возле мага  на плече которого уже сидело странное существо. Снова развернувшись она наконец упокоила рыжую и спросила:
Кто вы? И зачем вы напугали мою кобылу?

На дороге никого не было, кроме трех силуэтов, да и то, только один из них принадлежал человеку. Рэд ехал без остановок уже где то сутки, лошадь начала уже сбиваться и то и дело спотыкаться, так что было решено сделать перерыв. Дождавшись, когда они доедут до ближайшего леска, Рэд свернул. Внешне он выглядел очень даже уютно, да и дорогу было отлично видно. Когда они подъезжали, волк начал вести себя как то по другому, то ли ожидал чего то, то ли пытался распознать. Через минуту он   резко побежал вперед, пришлось нагонять. Остановился волк около большого дерева, он сел и начал смотреть вверх. Рэд тоже закинул голову и слегка удивился, там спала девушка, а может просто дремала.
Девушка, проснитесь! Ну что же вы так, до города не очень то и далеко, а вы на дереве спать решили! Давайте спускайтесь, а то так и свалиться ведь можно, на земле явно спокойней!- прокричал Рэд в надежде, что она его услышит и все таки спустится.

Рэд Саркус

Редко девушке снились настолько хорошие сны. По крайней мере, хорошие для нее. Дядя Джерд, который был главным героем этого сна, случись с ним это в жизни, явно думал бы иначе. Во сне Кел создавала небольшие иллюзии, совершенно не расходуя сил, чтобы напугать Джерда. Довела до нервной икоты говорящей домашней утварью, громко хихикающей кроватью и бульканьем отхожего места. И только дело дошло до своей кульминации – Лереас создала иллюзию волосатого мужчины, чем-то напоминающего странное существо, созданного ею на дороге, который должен был до седин напугать Джерда в хихикающей кровати (думаю всем понятно, что Кел собралась сымитировать?) – как какой-то посторонний звук разбудил девушку.
Ну как всегда! На таком моменте!- мысленно возмутилась Лереас, которой ужасно хотелось закончить начатое во сне.
Но мечтать, как говорится, не вредно. Тяжело вздохнув, она открыла глаза и в очередной раз порадовалась тому, что не забыла надеть капюшон плаща. Внизу, около дерева стоял человек и, судя по тому, что она знает о животных, волк.
Девушка, проснитесь! Ну что же вы так, до города не очень то и далеко, а вы на дереве спать решили! Давайте спускайтесь, а то так и свалиться ведь можно, на земле явно спокойней!- прокричал человек.
А чего так кричать-то? Я вроде бы не глухая. Пока что. Но еще несколько таких людей и точно стану,- Кел задумчиво прикусила губу. Спускаться вниз никак не хотелось, но сидеть на ветке было не очень удобно,- Вот нигде не дают спокойно поспать! Что в собственном доме, что в трактире…. Даже на дереве и то разбудили!
Лереас поправила капюшон, натянув его до самого носа. В это время ветка под девушкой подозрительно хрустнула.
Упс!- испуганно подумала Кел и замерла,- Не хватало еще свалиться на голову незнакомцу.
Она медленно опустила обе ноги и затем, оттолкнувшись, спрыгнула с ветки. Та не выдержала такого издевательства над собой и все-таки сломалась.
Ну класс! Что ж я такая везучая-то? Хотя можно радоваться, что меня в этот момент там не было. А то пришлось бы учиться летать. Или же в срочном порядке учиться магии исцеления,- Лереас деловито отряхнула плащ, поправила сумку на плечах и посмотрела на незнакомца.
Тот был выше девушки почти на голову, одет во все черное…. На лицо человека она смотреть не стала – побоялась, что капюшон соскочит с головы. Зато взгляд ее наткнулся на волка, который настороженно наблюдал за ней.
Милая…собачка,- Кел посмотрела на сломанную ветку и все же решила поблагодарить незнакомца за то, что он ее разбудил. Все таки если бы ветка сломалась, когда она спала, приятного в этом было бы мало.
- Спасибо…эм…что разбудили меня. Мне не хотелось бы быть погребенной под этой веткой,- девушка огляделась по сторонам в поисках своего посоха. Заметила сию вещь в густой листве под веткой и пригорюнилась.
Наверняка сломался….- расстроено подумала она, размышляя при этом, где ей достать новый.

- Даже не знаю, как назвать состояние "видно дно второго кувшина, выпитого после окончания рабочего дня, вдалеке от дома"?
Бард сел возле койки, подогнув правую ногу под себя и прислонившись к упомянутой постели, но тут же понял, что зря принял такую позу: чтобы сесть удобнее требовались согнутая в колене левая и хоть какая-то подвижность стопы. Второе всё еще не представлялось возможным из-за «лубка» Кристофа, а предупреждающий укол боли мигом напомнил о царапине.
Но после сегодняшних приключений Вазмайер выглядел отнюдь не лучшим образом, а нога могла подождать до завтра. Пересесть на койку прямо сейчас значило показать прискорбный факт наличия воистину острых ощущений, а подобные картины Гансар предпочитал показывать только тогда, когда они сулили ему какую-то выгоду.
Но если есть обезболивающее, то зачем напрягать аптекаря?
- «Похмелье обеспечено», вот как. И подзаголовок: «А для его смягчения третий кувшин лучше делить с другом».  И примечание:  «А лучший друг всего живого, как известно, бард», – Он чуть не рассмеялся в ответ на речь Кристофа, но вовремя вспомнил про смотрителя, посему ограничился смешком и веселой улыбкой, - Нашел, о чем печалиться! Я бастард, у меня пятнадцать лет дома нет, не было и не тоскую! – засмеялся, но очень тихо, - Ридр еще вдали не скрылся, а ты по нему уже скучаешь?
Как можно заметить, к своему происхождению бастард Райвен Вир, он же Аллен Менестрель и еще-много-кто-сам-уже-не-помнит, относился без всяких сентиментов и печально-тоскливых мин.  Бастард? Бастард, а что поделаешь, не его вина. Кроме того, природная болтливость менестреля оставляла очень ограниченный запас скрытности, которого только и хватало на молчание об Одере, своей «теневой» профессии и грядущих планах. А чем может навредить прошлое, если не называть имен? «Бастард» - не табличка, о личности не скажет, а сколько таких по земле шляется даже небесам неведомо!
«Владетель побери, Вазмайер, мне бы, выпратку собачьему, твои проблемы!»
Правда внимательному свидетелю их беседы веселость менестреля непременно показалась бы напускной, уж слишком она выглядела неуместной и внезапной.
А всё еще посмеивающийся Аллен тем временем посерьезнел.
- Так что читай свое письмо, аптекарь, не трави мне душу и да хранит тебя за то Божиня. Если сильно растравить, начинаю болтать всякие глупости… И от них пусть Она тебя тоже оградит. А еще, грохнись Владетель тебе на задницу, - Аллен туманно представлял себе такую картинку, но обычно странные угрозы работали без отказа и являлись любимым козырем менестреля, не любившего выражаться подзаборной руганью  надравшихся кожевников хотя бы в женском обществе, - открой это письмо и прочти наконец. Ты уже всё что можно переделал, ходишь около него как кот вокруг сметаны с перцем!
Поняв, что последние слова прозвучали слишком резко, бард смягчил тон:
- А я пока припомню песенку про твое «видно дно второго кувшина».
Так и не согнутая нога начала затекать в этом неудобном положении и бард переместился на койку. Заняв аптекаря куда более интересным тому делом, он дотянулся до своего мешка и извлек оттуда два воистину величайших изобретения человечества (или эльфиечества? Да хотя какая разница!): флягу с остатками воды и лекарство из аптеки. Если судить по весу, воды в ней как раз оставалось не больше стакана. Вылив туда десять капель и порядка (а точнее смешивания) ради тряхнув флягу, выпил.
Бард убрал свои вещи, стараниями Вазмайера приобрётшими почти приличный вид, и, закинув под голову подушку, честно попытался вспомнить какую-нибудь грустную песенку.
После слов Вазмайера ему самому вовсе не хотелось искать в памяти веселые строки, напротив.
"Кто строит не на своей земле, тот теряет и цемент и камень. Здравствуй, народная мудрость!"
Хотя бы в одном он вполне осознанно завидовал ридрскому аптекарю: тому было куда возвращаться.
В голову лезла только баллада о куропётре. Оценив полное отсутствие тоскливости в этом порождении трактирных посиделок, бард отбросил неуместную зависть и принялся вспоминать слова.

- Главное чтобы ты не был сыном короля, а там хоть имей в папашах мэтра Монка, всё одно.
- Да, действительно повезло, - отшутился бард, - Даже не знаю, что хуже.
- … но и сопровождаться громкой песней.
- На дух не переношу конкурентов, - смолчать оказалось превыше его сил, поэтому он едва не перебил Кристофа, желая вклинить решительное слово знатока кошачьих песнопений, - Даже не взирая на степень их шерстистости. И вообще, кто о чем! В моей реплике ключевым образом была сметана, в твоей перец. Вывод? Учись смотреть на вещи веселее! Не взирая на количество перца в плошке в ней всё равно есть сметана. А раз так, то зачем смотреть на перец? Надо видеть сметану!
Как он и ожидал, Кристоф потянулся к письму. Как он и ожидал, Кристоф, открыв письмо, умер для всего мира. Как он и ожидал… Да чего ожидать-то? Молчание – это тишина, а тишину можно почитать только в чужом доме, нанеся неофициальный ночной визит в компании большого мешка, в остальное время она начинает навевать тоску.
- Ну, скажем, в прошлую вашу встречу она уронила тебе на ногу горшок с горячей кашей и он разбился. Скажем, у нее очень хорошая память на все твои грехи и в этом письме сия леди клятвенно обещает разбить о твою голову родного брата в прошлом почившего глиняного изделия. Пессимист при таком раскладе молвит, что жизнь кончена. А оптимист возражает, что раз прекрасная госпожа станет утруждать свои тонкие длани столь специфичным усилием (никогда не разбивал о кого-нибудь глиняные горшки, но полагаю, это занятие не из легких, ведь для начала в убиваемого надо хотя бы попасть) и попытается расколошматить о тебя свою собственную посуду (а приличная домохозяйка на такое пойдет редко!), то… - Аллен осекся, пытаясь найти в представленной ситуации хоть что-то хорошее, и важно подвел итог, - То ты ей как минимум небезразличен!
Одер в минуты гнева на своего слугу нередко поговаривал, что существует лишь две вещи, которые невозможно заткнуть: пробоину в корпусе тонущего корабля и разболтавшегося менестреля.
Сам он, краем глаза видя всецело поглощенного чтением аптекаря, не рассчитывал на слушателя, говорил в большей мере для себя любимого. Для фона. И поэтому нисколько не удивился вопросу Кристофа, подтверждающего догадку о беседе с умным человеком…
«А умный человек – это всегда ты сам, очередная народная мудрость».
- Не хочешь посмотреть на безумие океана?
Бард, к этому моменту почти восстановившему в памяти текст баллады, совсем не улыбалось лезть в личные дела Кристофа. Нет уж, письмо было адресовано аптекарю, пусть он и гадает над сакральным смыслом присутствия стихии в любовном письме. К тому же дело отчетливо пахло магией, которую Гансар в последнее время начинал сильно недолюбливать.
«Избавьте. Как можно прицепить океан к письму я у него всё равно выпытаю, но вот очередные чары… Бр-р-р-р!»
- Нет, спасибо. Безумий сегодня и так оказалось слишком много.

«Ох, Божиня… А что там в финале было? Он туда пришел, переклевал всех, а потом? Упорно хочется пририсовать рыцарский турнир не очень рыцарских горных троллей, но это точно было в другой балладе, причем не в самой культурной по слогу, но зато в оригинальной по слуху».
- Ни за что не поверю в твою скромность, скромный маг, «Я и сам велик» с нею никак не вяжется, - Аллен, вспоминая слова аптекаря, сказанные в снятом тем доме, шуткой намекал на свои сомнения не в чародейских способностях мага, а в скромности его характера, - Не был, да. Но теперь точно посещу их, правда более естественным образом. Пешком, например.
Когда Кристоф взмахнул листком, менестрель с интересом посмотрел на рисунок: какой-то непонятный набросок то ли углем, то ли карандашом, то ли Владетель знает, чем эти маги всё малюют.
Набросок его не впечатлил. Будучи столь далеким от магии человеком, он с трудом представлял как картина из ряда «палка, палка, огуречик, получился человечек» (а к этой категории с удивительной небрежности относил всё, если «всё» не способно впечатлить творческий взор поэта) может обернуться прекрасным пейзажем, а не кошмарными образами плохо нарисованного мира из белого цвета и неровных карандашных линий.
Правда уже спустя секунду после такого ответа любознательность вступила в тяжелый бой с настороженностью, но была безжалостно подавлена, пусть и не побеждена до конца.
Нет, хватит с него магии, какой бы она не была.
Аллен вновь дотянулся до своего мешка и нашел в нем несколько смятых листов из дешевой бумаги, сложенных пополам. Эти менестрельские «сокровища» были исписаны почти со всех сторон и представляли собой пеструю мешанину из обрывков всевозможных песен, услышанных за пару-тройку последних месяцев, проведенных в Ридре. Самым абсурдным казалось то, что ни одна не была записана целиком – тут Аллен рисковал полагаться на свою хорошую память, а она редко подводила хозяина.
Да, означенная в думах песенка оказалась неровно вписана в самом уголке второго листа, чернила чудом совсем не растеклись от пролитого когда-то вина, но написанное оказалось возможно прочитать. Однако нашлась эта строчка не сразу, волшебный светлячок успел потускнеть.
Менестрель приподнялся на локтях, откладывая листы на мешок.
- Крис, я ее вспомнил. Играть?
В слабом сиянии колдовского огонька он, прищурившись, попытался разглядеть лицо Кристофа, но понял, что тот спит.
- Непостоянны желания городских любителей прекрасного! - бард вздохнул, - Умеет рисовать или нет, а вот о сонных чарах твоя Лира точно ведает. Ладно, спою завтра на привале, если нужно будет.
Вновь взявшись за свои листы, он еще читал обрывки куплетов, пока позволял свет огонька Кристофа, а когда тот почти затух, положил их обратно к своим вещам. Тусклая искорка еще теплилась какое-то время,  а когда затухла совсем, подвал погрузился во мрак.
Мерное дыхание аптекаря. Тихие скребки мыши где-то наверху. Глухой собачий лай, звучащий будто сквозь толщу воды. Тишина.
Ее он не любил, как и что не говори, отсюда и почти неумолкающая болтовня. А с ем говорить, оставшись наедине с собой?
«Поверить не могу, ты ль тот безвольный враг?
Где преданный твой вид, где твой покорный взгляд?»
Изначальный вариант звучал совсем иначе, просто сейчас бард переделывал его под настроение и обстоятельства. Тишину действительно можно назвать врагов, если всю свою жизнь ты только и делаешь, что поешь, говоришь и издаешь всевозможные шумы, ей противные.
«Интересно, если огреть Кристофа чем-нибудь тяжелым, он проснется?»
Снова заскреблась мышь. Умолкла псина. Закашлялся во сне смотритель.
Аллен даже не удивился, когда, засыпая, каким-то краем сознания потянулся к впечатавшемуся в память образу волн, бросающихся на утесы.

Как ни странно, искать аптекаря пришлось недолго. Пляшущий огонек костра он увидел, стоило оглядеться по сторонам. Другое дело, что идти до Вазмайера оказалось не так близко (хотя стоило винить фантазию менестреля, зациклившуюся не столько на каких-то там палатках, а на окрестном ландшафте). Дойдя наконец до напарника и сев напротив, положив лютню и взглядом окинув окрестности, бард восхищенно присвистнул.
- Коль чародейка Лира колдует хотя бы в четвертую часть того, как запоминает повороты своих дорог, то она Магистр, я не удивлюсь.

---

офф: Кристоф, извиняюсь) "положив лютню взглядом" - это была моя злостная опечатка по всем параметрам, исправила))

Отредактировано Гансар Ийвар (24.06.11 01:57:43)

На Кристофа снова напала тоска, это можно было легко заметить по его улыбке.
- Знаешь, если отобрать у ребенка кусок ягодного пирога, - клянусь, не вру! – на фоне тебя он покажется самым счастливым существом во всей Лореллии. И я не удивлюсь, если твое настроение накликает нам дождь. А попасть под дождь на пути к Аделю – занятие не из приятных, поверь. Помню, встретили мы лет пять назад жуткую грозу близ Эмеральда… - Аллен содрогнулся от таких «приятных» воспоминаний, - Второй такой простуды я ни в жизнь врагу не пожелаю.
- Сыграй, Аллен, а потом пойдём чего-нибудь перекусим, да выпьем на ночь грядущую. В конце концов, это место того стоит.
Менестрель ненадолго замолчал, отбирая из известных ему песен и мелодий подходящие. Подумал и отказался от баллады про курощипа, совсем не подходящей к ситуации.
Правда взятые тоже вряд ли можно назвать соответствующими, но первая рассказывала по Орден, а вторая просто поднимала настроение. 
- В общем-то не очень соответствует истории, но только Божине сейчас ведомо в каком трактире Аделя осенью двадцать седьмого года сидел  Эмиль Сантес и с какого пинка судьбы взялся за свое великое дело. - Менестрель поднял лютню.
Изначально «песня» была стихами, причем не самыми лучшими на тему Ордена магов, кои бард впервые услышал от Одера давным-давно. Новая встреча со знакомым мотивом состоялась пару лет назад, правда к тому времени кто-то уже переложил слова на музыку. Услышал. Запомнил. Не забыл. Вот скажите, как бы риодоннское музыкальное искусство обходилось без бродячих менестрелей? Никак, правильно. По крайней мере, Аллен предпочитал так думать.
«Интересно, насколько хорошо Кристоф знает историю своего Ордена?»
Если память не обманывала, то эти строки представляли собой часть старой баллады, но такой длинной, что по миру от нее гуляли лишь куски и те в изрядном сокращении. Аллен знал три: встреча в трактире, история бродяги и эпилог. Говорят, всего их насчитывается шестнадцать.
Менестрель начал негромко:

Эмиль и бродяга, гонимые бурей,
Как сотнями прежде грозящих им слов,
Укрылись в трактире от буйных ветров.

Обоих, как псов, жизнь в те годы ласкала
То палкой, то словом, то хлестким кнутом,
А прошлое грезилось сказочным сном.

Проигрыш, чтобы слушатели (а в нынешнем случае слушатель) могли представить себе двух утомленных непогодой и дорогой магов и не отвлекаться на слова следующих куплетов. Зато следующие три строчки (как и следующие три строфы) прозвучали как призыв, громче, гордо.

"Эмиль, погоди!" - человек приподнялся
И проповедь ту, сокрушившую быль,
Поныне не ввергнут в ветшалую пыль.

"Эмиль, погоди! Защити своих братьев!
Обидеть их каждый горазд своей властью.
Отпор строгий дай за порогом ненастью!

Эмиль, погоди! Мы здесь пешки без права
На божьей разложенной старой доске,
Так бросим же вызов всевластной руке!"

Четвертое «Эмиль погоди!» тоже звучало в полный голос, но по ходу строфы менестрель понижал громкость.

"Эмиль, погоди!" - билось эхом о стены,
То тише, то громче, то будто сквозь сон...
Эмиль, потрясенный, стянул капюшон:

Короткий проигрыш без слов, призванный отделить ответ основателя Ордена от призыва его спутника, а потом, тише, словно говорящий взвешивал каждый звук, прежде чем дать свой ответ, зазвучали «его» слова. По правилам больше всего любимой Алленом манере исполнения они, как всегда, начинали затихать от начала куплета, а последняя строчка пропевалась громче, будто подводя жирную черту.

"Признаюсь, брат мой, я тобой восхищен:
Ты пламень в душе распалил колебимой...
Да будет как дух твой и Орден сулимый!"

Проигрыш, совсем короткий, а потом повтор:

"Признаюсь, брат мой, я тобой восхищен:
Ты пламень в душе распалил колебимой...
Да будет как дух твой и Орден сулимый!"

Не успел окончательно стихнуть тонкий плач последней струны, как его подхватила другая, а сам мотив зазвучал веселее, звонче.
Следующие куплеты менестрель тоже запел погромче и жизнерадостно, по возможности копируя манеру детей, поющих известную детскую песенку «Куда идем, мой друг, с тобой - большой-большой секрет!» – этого требовала не только песня, но и тот факт, что вторая нравилась ему куда больше первой.
Мелодия представляла собой короткий отрезок, в который как раз умещалось по две строфы, всё время повторяемый. 

Отважный рыцарь Славный Грен
Сидел за кружкою небритый.
Он пил здесь эль весь третий день
И охал, чуть избитый.

Какой глупец сказал когда-то,
Что дело рыцаря – война?
Грош, подзатыльник – вот вся плата!
А ну, подать глупца сюда!

Отважный рыцарь Славный Грен
Сидел за кружкою небритый.
Он пил здесь эль весь третий день
И охал, чуть избитый.

Какой глупец сказал когда-то,
Что рыцарь сам ведет дела?
В кошеле вошь повесилась – вся плата!
А ну, подать глупца сюда!

Отважный рыцарь Славный Грен
Сидел за кружкою небритый.
Он пил здесь эль весь третий день
И охал, чуть избитый.

Какой глупец сказал когда-то,
Что рыцарь даму – защищай?
Ведь та как врежет – вот вся плата!
А ну, подать глупца сюда!

Какой глупец? Да к черту их!
Здесь драка снова назревает.
Пусть сочинят про битву стих,
А нам и драк хватает!

Менестрель позволил последним звукам затихнуть и улыбнулся, посмотрев на Кристофа.
- Так что если ты не прекратишь впадать в ностальгию, я обязательно найду в Аделе какого-нибудь «отважного рыцаря Славного Грена», который исправит твои взгляды на жизнь хотя бы хорошей попойкой.