В ответной реплике легко угадывался мотив произношения, используемый при чтении народных сказок, и размеренная речитативная неспешность, явно позаимствованная из моления и проповедей какого-нибудь жреца.
- Зато прабабка его будет счастлива, ибо разлука с дорогой сердцу вещью есть мучение куда большее, нежели ее безвозвратная потеря. На следующий день поминания усопших ее потомок сможет преподнести благостный покров к могиле и хор светлых духов возрыдает росою утренней и воспоет гласом соловьиным, славя волю Создательницы, коя разлук не поощряет ни во смерти, ни при жизни.
Подобная манера произношения Аллену очень полюбилась давным-давно, в отличие от народных сказок и проповедей; последних в особенности.
- Зато заговоренные зубы болят меньше. - Мужчина изрек эту непонятную фразу уже нормальным тоном, а в следующее мгновение кончиками пальцев выловил из подсумка мелкую медную монетку и жестом фокусника приподнял руку над головой, показывая денежку аудитории. - Ты ко мне несправедлив, знаешь ли. Если бы я заговаривал тебе зубы ради отвода глаз, я бы сделал вот так...
Монета была самой обычной. Другая, с заточенным краем, приспособленная для срезания кошельков в толпе, лежала в другом подсумке.
Он невысоко подкинул ее, поймал, вытянул руку с раскрытой кверху ладонью и блестящим кругляшком вперед, показывая.
- При этом продолжая говорить какую-нибудь забавную чепуху. Например, даже сказанное чуть раньше про шторы. Потом сделал так...
Очередной показательно-неспешный жест, явно перенятый в каком-нибудь балагане: кулак с монетой сжимается, вторая рука скользит по нему, кулак открывается - монетки нет.
- И непременно бы задал вопрос: "Где монетка, господа? Угадавший ее получит!". А в это время моя помощница или помощник чистили бы карманы у зазевавшихся прохожих. - Аллен улыбнулся, руку, в которой раньше была монетка, положил на подлокотник, а вторую себе на колено. - Так что, приятель, где монетка? Или сдаешься?

- Доход? Не как Владетель даст, нет. Как пройдет патруль стражи.
Вор посидел, глядя на шторы и будто бы о чем-то думая. Сейчас полагалось помучить предположившего зрителя ожиданием, задать вопрос или пошутить на совершенно отвлеченную тему - "ассистент" сместится к краю завороженной толпы, чтобы раствориться среди шумной улицы сразу после окончания номера.
Но полминуты, не дольше, иначе многоголовая людская гидра, жаждущая зрелищ, заскучает и начнет бросать взгляды по сторонам или привычно проверять тяжесть изрядно полегчавших кошельков на поясе...
- Ответ неверен. - Вор поднялся с кресла.
На губах играла веселая зазывающе-честная улыбка актера. Та самая, которая прямо-таки говорит "Не обману! Что вы, всё только честно" и украдкой самым краешком губ добавляет: "Ну только если чуть-чуть".
Руки он опустил вдоль тела, так что пышные манжеты складками опали вниз, объясняя назначение столь помпезного элемента одежды - закрывать от зрителя почти всю ладонь, оставлять видимыми пальцы.
Вор без спешки обошел диван, остановился позади художника. Посмотрел на затылок эльфа, на самого эльфа сверху вниз, закинул локти на обитую скользкой и гладкой тканью спинку.
- Фокус с монеткой, если вдуматься, - слова произносились на грани шепота и простого шевеления губ, шелестели над самым ухом; простого человека такой ход заставил бы вслушиваться напряженно, ловить только слова и ничего больше, целиком сосредоточиться на речи актера; теперь Аллен с неудовольствием подумал, что эльф, наверное, расслышит их без особого труда, - Самое простое средство познакомиться с красивой девушкой, если иных средств не измыслить. Учись.
Опять улыбнулся, теперь самыми уголками губ. Опустил руку, которой прежде провел по кулаку с монетой, вниз, легко-легко вскользь погладил волосы художника костяшками пальцев, снял монетку с его плеча и кинул на колени.
- В случае с женщиной, можно "найти" не на вороте или плече, а в декольте. Разумеется, если успеешь уклониться от пощечины. - Бард тихо рассмеялся, явно припоминая какой-то неудачливый опыт, - Но на самом деле монетки было две. Одна, которая исчезает, сейчас в зазоре между подлокотником и сидением на кресле - туда кидаешь ее, когда встаешь. Другая, которую "находят", у меня в рукаве с момента, когда я искал первую в подсумке на семь-десять секунд дольше, чем положено. Однако суть ты угадал, приятель.

Замешательству художника Аллен не предал значения: мало ли чем ему мог не понравиться тихий шепот или нахождение человека в "мертвой зоне"? Мог, в конце концов, просто заслушаться.
Ответный трюк вызвал поощряющее кивание головой: вор прекрасно оценил то, что у него самого монеток было две, а вот у остроухого всего одна. Эльфы... Странный народ, если честно. Но ловкие. Ловкие, быстрые и за их движениями сложно уследить: глаз мужчины не смог поймать момент, когда монетка исчезла из кулака и подобную постыдную неспособность уличить момент мухляжа оправдывало только знание техники фокуса.
Аллен взял монету, за пару минут собравшую на себя больше внимания, чем за всю свою медную жизнь-жестянку, и кинул ее в подсумок.
Эльф снова удостоился одобрительного кивка:
- Неплохо. В какой-то момент я даже испугался, что ты меня целовать собрался. - Он успокаивающе улыбнулся эльфу: и каких ужасов только в голову не взбредет, да? - Вердикт: ты хороший актер и вполне красив по людским меркам. Женская аудитория будет в восторге. Бросай честный труд, несчастный портретист!
Аллен шагнул назад, встряхнул руками, разминая пальцы и кисти - обычная процедура, если ты давно не вытворял трюков, требующих ловкости, а потом оказался изрядно недоволен потерянной сноровкой. Срезать кошель, подобрать отмычку, сыграть на лютне - с эти справлялся хорошо, но фокусы требовали нескольких вечеров тренировок перед Одером или Лаин... Перед Одером. Лаин любит музыку, а не мухлеж.
Снова шагнув к дивану, вор принял то же положение, что и раньше, опять глянул на эльфа и спросил всё тем же тоном, каким прежде шептал на ухо, уже более существенные вещи:
- И всё-таки я предлагаю сделку... - Пауза короткая, интригующая; давешняя улыбка на губах и веселые огоньки во взгляде, - Я научу тебя, юный талантливый друг, нескольким любым фокусам на выбор, а ты не скажешь обо мне Шаэни. Каково? По-моему, сплошная выгода.

Аллен вполне охотно подхватил игру. Несерьезную и затеянную ради смеха - это становилось понятно при взгляде на старательно пытающегося побороть улыбку менестреля. Игра в пылкого кавалера и добродетельную прекрасную даму за всё время существования была сыграна уже столько раз, что мало кем воспринималась серьезно и служила, как правило, поводом для шутки, а не для совместно проведенной ночи.
Судя по всему, эльф знал основные ее каноны, а потому риск быть понятым превратно уменьшался до минимального: кто бьет в челюсть за шутку? Да и вообще, с чего бы тогда эльфу краснеть точно юная девица?
Тот поднял руку, дабы заправить волосы, и вор ловко перехватил за запястье, слегка подался вперед, будто намеревался поцеловать "даме" руку, но остановился в каком-то волоске от светлой кожи. Горячее дыхание человека мазнуло по запястью и на том ритуал целования руки закончился. Грань, разъединяющую этот номер в исполнении женщины и мужчины или мужчины и мужчины (а то и женщины с женщиной - одно и то ведь непотребство!), всё равно следовало различать. Иначе потом не оберешься хлопот объяснять, что специализируешься исключительно по женской части и никакого предосудительного значения в невинную шалость вложить не пытался.
Менестрель подошел к окну, взял с подоконника кувшин с водой, вернулся и сел на диван. Прозрачная вода плеснула в стакан, а затем бард уже поверх холодной кромки посмотрел на эльфа:
- А что интересно? - он сделал глоток и облизнул губы, - Всё, что угодно. Думаю, не попаду впросак, ведь неизвестному можно быстро обучиться и уже тогда показывать последовательность действий. Чего ты хочешь? Карты, монетки, кости, наперстки, что-то другое?
"Любой каприз за ваши деньги, как говорится. И действительно, за возможность не опасаться случайной встречи с Шаэни даже кража в каком-нибудь доме покажется ерундой. А уж фокусы? Ха! Такая мелочь, что даже головной боли не стоит... Надо было с самого начала играть с монеткой, а не подкупить пытаться или давить на жалость. Ведь действительно, что может заинтересовать какого-нибудь марателя холстов? Красивая эффектная ерунда, ничего серьезного".
- Так что? - улыбка всё та же, к какой прибегал, "найдя" монету, - Любой каприз за ваше слово!

- Архиан? Над чем? - рука со стаканом остановилась, второго глотка он так и не сделал. Задумался, глядя на ручку кувшина.
Имя казалось знакомым, точно легкое пуховое перышко щекотало слух и беспокоило память: где-то он раньше слышал. Беспокоило, ассоциировалось с лютней, песнями и сидящим на расстоянии вытянутой руки эльфом... Хотя последнее неудивительно: ведь эльф, собственно, это имя только что произнес.
Но было что-то еще, другое. И имя. Архиан...
"Если покажу, что не знаю, то он может сообразить простую истину: я и его-то имени не помню! Тогда будет сложнее подобрать хороший козырь. Заманивать на свою сторону того, чье имя даже не удосужился запомнить? Плохой ход, некрасивый и не располагающий к просителю".
Нужно вспоминать. Итак, где могло возникнуть в памяти? Там, где был эльф - иначе оно не казалось знакомо им обоим. Эльф был всего в двух местах: в "Райском уголке" и в "Эльфийских садах".
В компании. Так-так, кто же там с ним сидел?..
"Менестрель, у него была лютня и я сначала счел его конкурентом. Не напрасно, кстати - он, зараза, хорошо пел. Они пришли вместе, потому что когда я до того выглядывал в залу, тот стол пустовал. Итак, Архиан - это он. Больше мы ни с кем не пересекались совместно. А над чем Архиан мог посмеяться?"
Аллен глянул на эльфа. Тот сидел, обернувшись к нему и зябко ежась, но непонятно куда смотрел: то ли на барда, то ли выше, и явно витал в облаках.
Менестрель не помнил, чтобы конкурент из ридрской таверны сыпал отборными остротами или говорил хоть что-то применимое к нынешней ситуации. Всё, что припоминалось: его, Аллена, те двое попросили дать еще выпивки, потом услышали пророненный шепотом куплет и пригласили разделить компанию. Зачем, кстати, он так и не понял - оба и без третьих лиц смотрелись весьма гармонично.
"Гармонично". Пожалуй, слово не очень подходило впечатлению, сопровождавшему первый взгляд на эту парочку. "Интимно"? Уже лучше, ближе к истине. Помнится, даже служанка, приносившая им заказ первой, потом возмущалась перед другой: "Такие красавцы! А на деле кто? Мужеложцы, не иначе! Вон, падшие души, сидят, милуются! Я к тому высокому и с улыбкой, и бедрами качну, и грудью - хоть бы что!".
Сейчас, лишь в общих чертах припоминая взгляды, жесты и слова, Аллен был с ней вполне согласен. Тогда его, игравшего роль служки, не заботили отношения между посетителями и он не придавал особого значения, спят между собой эти или вон те, является ли та девочка в дальнем углу дочерью мужчины рядом или же она малолетняя содержанка на птичьих правах...
Это, кстати, могло объяснить и непонятное чуть раньше смятение, и сжавшие подлокотник руки, и то принятое за ловкую видимость намерение поцеловать. Владетель побери, это был шанс найти хоть какой-то обходной путь от встречи с Шаэни. Даже таким путем.
Менестрель никогда не был слишком уж щепетилен в вопросах "С кем разделять постель?". Старался разве что избегать нелюдей ("Спать с существом, которому по меньшей мере сотня лет? Извольте! Откуда знать, что досель сия дама не сводила знакомства с твоим дедушкой? Напоминает извращенную любовь с покойным родственником!" - шутил он в веселой компании) и, конечно же, мужеложцев. Ко вторым он относился без ненависти или нетерпения, просто они не были ему интересны. Уважал как людей, ценил как собеседников и вежливо посылал как любовников, предпочитая сомнительной радости от утех с плоским парнем общество приглядной женщины.
"Черт. Я слишком трезв, чтобы потом списать такую дурную идею на вино...".
Выбор между эльфом и необходимостью бегать от сестры по всему Аделю оказался до неприличия прост: эльф. Тем более, что некому будет об этом узнать и они вряд ли свидятся снова.
- А ведь я, - взгляд снова перекочевал на эльфа, стакан с тихим стуком опустился на стол и губы раздвинула дерзкая, почти развязная улыбка, когда Аллен пересел почти вплотную и наклонился вперед, - Могу его и заменить.
Костяшки пальцев снова скользнули по белым волосам, слегка задели острое ухо и всё тот же тишайший шепот прошелестел:
- Просто скажи, что нужные мне слова будут произнесены.

Нет. Кажется, сегодня не его день. Обычно он неотразим или... Или он просто не умеет соблазнять мужчин.
"Что ж, этим нельзя не гордиться. Опыт зазывающей потаскухи у меня нулевой. Звучит приятно и даже обнадеживает, что оказии повысить квалификацию никогда не подвернется".
- Разумеется, я шучу. - Аллен заговорил спокойно, даже как-то слишком. Только глаза опять потемнели, но опасную, как тлеющие в лесу угольки от не затушенного костра, вспышку раздражения удалось сдержать. - Я имел ввиду, что сыграю на лютне. - Вдохнул. Договорил уже на выдохе, смято и быстро, поторапливаемый какой-то непонятной злостью, - Только сначала покажу тебе еще один фокус. Видишь?
Меж пальцев опять оказалась монета. Тускло поблескивала в сером пасмурном свете, затоплявшем комнату. В окна которой по-прежнему рьяно и неутомимо ломился ветер, за стеклом шептались струи дождя, истово барабанили по крыше. Настоящая какофония тихих звуков на грани слышимости, буйство природных криков, злящееся на недоступность сухого и теплого крова, не правда ли? А здесь тишина, неприятный холодно-серый полумрак, нагоняющий песью тоску, а не любовный пыл.
И губы тоже сухие, чувствуется. Чуть-чуть шершавые, пересохли.
А монетка холодит руку, приковывает взгляд блестящей начищенной кромкой, остреньким краем - эта больше, эта холоднее, эта не та, эта царапает руки и срезает кошельки. Пальцы, держащие металл, холодные. Тоже ощущается легко. А дыхание, наверное, почти горячее. Потому что злость на эльфа, заставляющего чувствовать себя почти шлюхой, притворяющегося эдакой непорочной девой, ломающего показную комедию, обжигает кипятком, окажись материальна - оставляла бы красные следы и сползающую с костей кожу, обваренное живьем мясо.
А монетка, чтоб ее, холодит.
- Смотри. - Опять на выдохе, злое и почти сквозь зубы. - Цвет поменяет.
Не отстраняться. Отвести руку подальше к спинке дивана, чтобы эльф, если нужно, выворачивал себе шею, но не отстраняться. Потому что иначе сорвется на злость, хлопнет дверью и уйдет. А через день или два случайно наткнется на Шэн.
Чтоб ей, маленькой мерзавке, чтоб ей...
Монетка на ладони. Подкинуть, поймать, делать привычные движения почти не глядя, памятью. Смотреть в небесно-синие глаза эльфа. Дождь, ветер в окно. Серо, всё серо и глаза тоже кажутся серыми. И кожа серой.
Сжать, поймав. Холодит по-прежнему серебром, но теплеет металлическая круглая бляха. Сцепить пальцы до острой и быстрой боли, задержать на пару секунд - пауза обязательна, она внимание приковывает как магнит. А монетка теплеет быстро, мокрая. Горячая теперь. Как злость на кажущегося сероглазым эльфа.
Разжать кулак. Монетка на ладони, но серебро красно от крови - острый край станет резать, а не давить ладонь.
Порез несильный, но крови много, натекает в ладонь быстрее, чем холодеет металл на коже. Горячая, черт побери, горячая как злость. И больно тоже.
- Видишь? - и слова будто чужие, и не звучат вслух: слишком уж тихо, простое шевеление немых губ. - Поменяла.
А уж если монета из металла одно на другое поменять может, заменяющее, то существо разумное тем более.
Аллен дернул головой, прижал сухие губы к губам, обдал их горячим и прерывистым от давящей злости дыханием. У эльфа они мягкие, сладкие, горьчат ненавистными люто травами и злят мороком невинности, которой нет ни в ком из них ни на грош.

Белый, казавшийся серым, бинт мелькал в белых, но выглядящих в скудном свете серыми, руках. Ладонь кололо, ранка ныла. Белое с никудышной задержкой пропитывалось темным, становилось красным. Блестящая багрянью капель серебряная монета лежала на столе, но кожу и горячую злость по-прежнему усмирял хлад нагревающегося металла: так бывает, если что-то, причинившее боль, успевшее впитаться памятью ощущений, исчезнет; оно еще некоторое время будет чувствоваться как реальное и обманывать тяжестью монеты или касанием остро отточенной кромки.
Этот закон действует во всем. На ладони монета, которой нет. На улицах Аделя Нартана, которой нет. На губах еще жив вкус трав, которых нет. Во всем, воистину.
Руки мельтешили быстро, бинт слоями ложился на кожу, кровь пропитывала его всё медленнее. Немудрено, ведь она не бесконечна, а ткани очень много. Завораживало.
Аллен глядел на пальцы, красное пятно и быстро-быстро разматывающийся бинт, каждый оборот которого заставлял темное пятно выцветать на глазах.
Завораживало. Утихомиривало. Но не дарило решимости поднять глаза выше и посмотреть на эльфа. Кажется, даже горло сковало: что сказать? Правду? "Я, кыб побери, принял тебя за мужеложца и решил сыграть в шлюху"? Ложь? "Нервный ты! Даже пошутить нельзя!". Хотя почему "не дарило решимости"? Оттягивало необходимость - вот в чем правда.
Поднять глаза, заговорить абы о чем и посмотреть на остроухого всё равно придется.
- Почему? - негромко и блекло как всё вокруг, потеряно. А в глаза всё равно не смотреть, ведь есть бинт - повод повременить с неизбежным, на который можно смотреть хоть всю жизнь, да только (вот ведь беда!) не бесконечна ткань и закончится.
Аллен действительно не понимал, что заставило эльфа вскрикнуть и отшатнуться. Неожиданность? Возможно. Но она ли заставила отвернуться? Нет. Что? Что, черт побери, сделано не так и погрузило комнату в тяжелое молчание скованной льдом могилы?..
Монета лежала на столе и кровь, стекая с краев, собралась в маленькую лужицу под ней, а сверху заполнила неглубокие выемки узора. Менестрель вздохнул.
Он бы, наверное, мог понять неладное, если б не зациклился на злости и не-серых глазах, а изволил заметить раздражение, читавшееся в них. Даже не вскрик, не попытка отстраниться вводили в слишком неотчетливое непонимание ошибки, а то, что эльф, посмотрев, отвернулся.

Заминка с бинтом почему-то сказала, что гневной бури, кою всего лишь миг обещали сверкнувшие не-серые глаза, не будет. Сложно сказать, радовало это или нет. Лучше, когда на тебя кричат - создается ощущение вины, искупленной твоим терпением и чужими обвинениями. Хуже, если вдруг молчат или вовсе ничего не ставят в укор: совершенные промахи только того и ждут, наползают, давят свинцовой тяжестью каждый и ничего не окупают.
- А я... вполне. - Невеселый смешок, каким впору сопровождать констатацию неутешительного факта.
Смотреть на бинты было действительно очень просто. А поднять глаза очень страшно - слишком уж равнодушно и ровно прозвучал ответ на краткий растерянный вопрос, чтобы не таить второго дна. Наверное, эльф и сам не до конца верил в то, о чем говорил под маской ломкого спокойного слога.
От чужих речей становилось скверно на душе. Не от отвращения к эльфу - к себе, не от того, что слова пролетали мимо - жалили точно разъяренные осы и попадали в цель. Делалось только хуже.
Остроухий собеседник мог бы взять лучший приз на состязаниях стрелков - он в очередной раз попал в цель: "всех загрызть", "забиться в угол", "жалея себя или проклиная". Сколько Райвен Вир помнил себя, жизнь всё время замыкалась в эти три соединенных кольца: натворить дел, обозлиться на всех, забиться в тихий незаметный закуток и приняться зализывать раны, чувствуя на языке кровь. Лай собаки смолкает только от окрика хозяина, из темной же конуры под протекающей крышей чердака шутовского бастарда вытаскивал зов Одера и всё начиналось опять, стоило мастеру на что-то отвлечься.
- Иногда честные ответы слишком дороги и дешевле отплатить... - Аллен замялся, выискивая слова, чтобы скрасить неприглядный оборот, но не нашел и сдался, - так. Без сдачи, долгов или расписок. Так всё просто.
Эльф перестал заматывать ладонь. Смотреть стало не на что - бело-серый бинт потерял значение, но на столе оставалась красно-серебряная монета с отточенной кромкой.
Когда Аллен всё-таки посмотрел на нежданного моралиста, тот подозрительно часто моргал. Видимо, сам в сказанное верил едва-едва.
"Ему не любовник нужен", - мысли простые и верные приходят всегда с огромным запозданием, - "А просто возможность с кем-нибудь поговорить. Выговориться. Рассказать то, что на душе или придет в голову".
А он, бард,который должен понимать окружающих чуть ли не лучше их самих, своим несуразным поведением только окончательно спутал клубок ниток. Вовек теперь не распутать, а надобно.
Личность эльфа вызывала интерес теперь куда больший, чем раньше, но куда сильнее скованный рамками приличий. Значит, и разговор надо начинать не так: если хочешь свободного доверия, не сиди и не гляди как на допросе.
Аллен отодвинулся, закинул ноги на подлокотник, чтобы не испачкать обивку дивана ссохшейся грязью с сапогов, и положил голову эльфу на колени. Прикрыл глаза, помолчал.  Рука болела.
- Расскажи что-нибудь. - Просьба тихая и не принуждающая, - Или, если хочешь, я могу спеть песенку. Правда в ней все умирают, день уж сегодня такой... умирательный.

А тем временем в мире что-то настойчиво шло не так: дракон ли где-то подох или Владетель, оступившись, о землю грохнулся, но нарушение мирового правопорядка выводов и закономерностей было налицо.
Одним из последствий такого страшного и безвозвратного крушения основ стал тот неутешительный факт, что некий светловолосый человек неким светлым эльфом был ошибочно принят за кота.
К семейству наглых хвостатых существ он если и относился, то косвенно, одним из воровских прозвищ. На самом же деле Гансар, подчас представляясь "ридрской Кошкой", оных существ жаловал несильно. Оставалось только объяснить это кошкам. И эльфу. Но до поры терпел, хватило уже на сегодня проявления нервов или недовольства.
Вообще, что хорошего в этих пушистых комках? Они верещат под окнами жуткими голосами, будто смертельно раненные и намеревающиеся расстаться с жизнью в наистрашнейших муках. Они визгливо вертятся под ногами на кухне и, получив еду, с умильным мурлыканьем, гадят в новые хозяйские сапоги. Они хорошие стратеги, да: одна кошка может устроиться на одеяле с такой поражающей воображение точностью, что под него не поместится больше никто. По религиозно-этническим представлениям ни одна кошка, поймав вшивую издыхающую крысу, не станет есть ее одиночестве - благодарный зверек с отвращением посмотрит на покрытую лишайными пятнами шкуру дичи и сочтет сегодняшний день самым подходящим для дружеского дележа; крыса окажется на любимой хозяйкой подушке, дожидаясь своего часа, бурного восторга и благодарных воплей: "Я убью эту тварь!". А если крыса найдена в канаве и шевелится от обилия белых толстых червей внутри? Деликатес! Отличный повод спрятать подарок людям-кормильцам в их только что отмытых сапогах...
Словом, отношения Аллена с кошками складывались не совсем гладко. И даже свое второе упомянутое воровское имя он переводил не иначе как: "Тот, который хоть кому-нибудь, но подгадит". Поэтому тот факт, что его наконец-то прекратили чесать за ухом, менестреля безмерно радовал.
А вот слова - нет.
- Клевета. Я не называл тебя шлюхой. Ты перевираешь мои слова.