- Не поможет, - бард покачал головой, - В последний мой визит не спасал даже малиновый пирог с рынка, а это не хилый показатель женского недружелюбия, если учесть, что раньше, ровно до того дня, госпожа Лаин любила малиновые пироги из той лавки.
Дом Одера по сути своей принадлежал ему только частично. Две комнаты находились в пользовании немолодой дамы, Лаин, а чердак и вторая комнатушка на втором этаже – во владении мага. В связи с тем, что все помещения были очень небольшими, а если в доме останавливался кто-нибудь еще, то места не хватало вообще, чердак пять лет назад переоборудовали в два небольших раздельных помещения, чему и радовались почти полгода, пока не потекла крыша.
«Крыша течет в левой, надо не забыть» - Аллен покосился на лужу под крыльцом – скорее всего недавно шел дождь и сейчас в левой части «подкрышия» звенит бодрая апрельская капель.
Дверь открылась только после повторного стука, менее вежливого и более громкого. На пороге стояла невысокая сероглазая женщина, чьи каштановые с проседью волосы были стянуты в узел на затылке, одетая в простое домотканое платье.
Увидев на пороге Аллена, она слегка скривила губы, но ничего не сказала. Первое слово почтенная Лаин явно предоставляла барду. При виде хмурой женщины, унаследовавшей от мужа профессионально-каменное выражение лица риодоннской стражи, тот инстинктивно потер переносицу - при таком приеме всегда хотелось проверить, смотрят ли на тебя или на начавшую сходить "штукатурку" и твой шрам. К счастью, он вовремя вспомнил про отсутствие всякой маскировочной покраски и второй жест-паразит - опуская руку незаметно растереть что-то меж пальцев и украдкой посмотреть, не посветлели ли они, - так и остался несовершенным.
- Кхм… - он постарался отвлечься от ощущений кролика перед удавом. К сожалению, здесь приходилось отвечать самому, а не перевести стрелки на аптекаря, как в доме смотрителя, - А-а-а... А хозяин дома?
Лаин безмолвно посторонилась, пропуская их в дом. Аллен подавил облегченный вздох. Дверь вела прямо в комнату, которую использовали одновременно и как кухню и как столовую. Сейчас столешницу занимала большая шахматная доска (посмотрев на нее, Аллен понял, что шансы Лаин и Одера примерно равны), а под одним из стульев лежала донельзя знакомая сумка учителя. Самого мага не было, но словно в ответ где-то над ними скрипнула половица.
«Ага. Получается, мастер вышел, когда понял, что я не один. Чтобы лишний раз не подмочить свою репутацию? А как он узнал, что я буду с кем-то? Если бросил какое-то заклятие, то его мог почувствовать Кристоф… Хотя нет, вряд ли. Он наверняка может узнать про присутствие другого чародея без лишних чар».
Неприязненный взгляд Лаин по-прежнему сверлил спину, поэтому менестрель не стал задерживаться внизу и махнул рукой, предлагая аптекарю идти за ним.
Если первый этаж выглядел как одна комната с дверью в подсобку-кладовку в темном правом углу, столом с четырьмя стульями, шкафчиком с посудой и скатертями, кухонным столом у окна и лестницей наверх в левом, под которой располагалась вешалка, то скрипящая на все лады лестница («Вторая, четвертая и девятая самые певучие… Владетель побери, какого демона скрипят все кроме второй, четвертой и девятой?!») привела их в короткий неосвещенный коридор с тремя дверьми. Не задержавшись там, Гансар поднялся выше. Здесь приходилось передвигаться осторожнее – крыша была двускатной, поэтому если лестница располагалась теперь уже посередине, то обе комнаты за дверьми приходились на скаты.
- Могу предложить правую, они почти одинаковые, просто в левой иногда протекает крыша, а я к ней уже привык. – Аллен не стал объяснять, чьими именно достижениями на ремонтном фронте оная стала таковой, - Темнота, думаю, тебе не помеха? В них нет окон, – идея просить у Лаин свечу казалась первым шагом в ад молчаливого презрения. – И да, в правой возле кровати стоит сундук с плоской крышкой, лучше не открывать: у него замок не из лучших… - Он не договорил, только потер пальцы правой руки. На замке «с подарком» ученик в свое время прекрасно пополнял свой словарный запас – игла с парализующим ядом в ловушке лишала пальцы проворности на несколько часов, а в лучшем случае скручивала их короткой, но болезненной судорогой.
Приоткрыв дверь левой и сгрузив во мрак лютню и мешок (и, спохватившись, быстро взяв музыкальный инструмент обратно в руки – в комнате было сыровато для прекрасного общества верной подруги музыканта), он снова повернулся к аптекарю:
- Пока обживайся, потом спускайся вниз, я пока найду что-нибудь на ужин. Мегера пойдет спать, поэтому можно будет посидеть в нормальной обстановке без женской игры в суровые гляделки.
Говорил он по-прежнему тихо, помня о прекрасной слышимости между этажами. Ведь если Лаин на первом не услышит его слов, то Одер на втором наверняка не оценит «мегеру» в адрес этой «без всякого сомнения святой женщины».
И, подумав, добавил:
- Кажется, мой длинный язык наболтал Гиру неудачных баек. Ты не в обиде?
Усомниться в благожелательной реакции Кристофа на всё, что менестрель наплел доверчивому вознице, заставляло молчание аптекаря на протяжении всей дороги до недружелюбного крыльца. Если с утренней ссорой менестрель считал себя повинным лишь в использовании не совсем подходящих слов для характеристики мага и его методов «лечения», то получить новый конфликт на почве собственной глупости не хотелось.

Окажись здесь светлее и не вертись мысли Аллена только вокруг грядущего разговора с Одером, он бы непременно озадачился странными словами и мимикой аптекаря, но увы, все жесты и взгляды Кристофа пропали даром.
А в ответ на такое явное обвинение в затевании теневых игр плаща, кинжала и интриг, бард вообще легкомысленно махнул рукой и ответил полушутливым тоном, уже сбегая по лестнице:
- Не волнуйся, когда они коснутся непосредственно тебя, то я, так и быть, не стану ничего скрывать. И вообще, я ни разу тебе не солгал, какие могут быть подозрения? - в словах прорезалась малая толика недовольства, - А пока что…
Мир так и не узнал, что же грозило вселенной в не конкретизированное «пока что», потому что в этот момент Аллен наступил на восьмую ступеньку и она не издала ни звука.
Немного озадачившись, он развернулся и носком башмака осторожно наступил на девятую – та разразилась протяжным писклявым скрипом, от которого его передернуло.
Остальные ступеньки тоже тихонько постанывали под осторожными шагами, в разнобой, не следуя никакой последовательности, когда-то надежно закрепившейся в памяти. А это могло означать только одно…
Однако Одера, которого можно было попытаться застать врасплох своим появлением, внизу не оказалось и немного озадаченный Гансар, простояв в нерешительности пару минут, вспомнил о правилах гостеприимства, после чего принялся шуровать по сковородкам и кастрюлькам Лаин, надеясь найти в них что-нибудь съестное.
Когда минут через пять по лестнице сбежал сам учитель (вор отметил, что под тем доски молчали и, желай того Одер, ничем не выдадут его передвижений, что только усилило зародившуюся догадку), он застал слугу за весьма странным занятием: Ийвар, в безуспешной попытке найти любую годную для переваривания снедь (и просто ради поварского интереса) потыкал ножом в серую склизкую массу, растекшуюся на дне еще теплой кастрюли, а теперь пытался безуспешно избавить кухонный прибор от липких объятий кошмара любого хорошего повара.
  - Мастер давеча изволил чинить ступеньки и варить... - взгляд на содержимое кастрюли и безнадежная попытка идентифицировать ее содержимое, после чего в голосе послышалось нескрываемое восхищение чужим талантом переводить съестные припасы, - К-кашу? Это что, действительно овсяная каша? Мастер, а разве можно разварить овсяную кашу, превратив завтрак в новый рецепт клейстера?
Одер многозначительно хмыкнул и почему-то ухмыльнулся.
- Да, я пробовал починить скрипящие ступеньки, но прогадал. Теперь они скрипят наобум под всеми, кроме меня. А каша...Я посчитал, что после твоего участия хуже ей быть не может, но снова-таки просчитался.
- Моего? Но меня не было здесь полгода!
- Твоего, твоего, - теперь злорадствовал уже маг, глядя на обескураженную физиономию ученика, озаряемую постепенным ужасом узнавания, - За час до отъезда в Ридр кое-кто, не будем называть имя этого кашевара, проворонил наш ужин. На мытье времени не оставалось и я высушил подтверждение твоих кулинарных талантов парочкой заклинаний.
Гансар молчал очень долго, подозрительно колупая присохший к краю кастрюли комочек.
- Ах, да, помню. Мы решили проверить, можно ли потом размочить ее и сделать хотя бы… – он замялся, вспомнив свои недавние слова и снова виновато поглядев на кашу в своих руках.
- Именно. Можно ли ее размочить и сделать хотя бы клейстер… - Одер принялся убирать шахматы и словно невзначай осведомился, - Кстати, ты знаешь, что это любимая кастрюлька госпожи Лаин?
- Но мы же спрятали ее на… на… на…
- Под мою кровать, всё верно.
- О нет, вы ведь...
- О да, поменялись комнатами, а потом хозяйка решила устроить там уборку. Кстати, чем ты ее подкупил, раз она тебя пустила? Вчера даже я пережидал бурю по трактирам, а тебя она вовсе клялась гнать взашей поганой метлой.
- Это несправедливо! - вор возмущенно всплеснул свободной рукой, - Мастер, вы забыли убрать кастрюлю из-под кровати?! Суккуба побери, вы предали… все ожидания кастрюли, вот что вы предали!
Наверху послышался тихий кашель Лаин и Одер чуть понизил голос, неодобрительно глядя на расшумевшегося сверх меры собеседника.
- Тихо. Ты ведешь себя слишком шумно. Да, но потом я же изволил ее, кхм, отмывать методом клина, который только другим клином и вышибают, а посему попробовал сварить клейстер. Увы, присохло намертво, а когда разбухло… Завтра я пойду на рынок и постараюсь найти точно такую же кастрюлю. Может спасем свои грешные души от кары свыше, - «Ага, от кары со второго этажа… Что она там говорила про метлу и мою шею?» - а пока, - интонации мага стали вкрадчиво-издевательскими, - Не хочешь овсяночки, Гансар?
От неожиданности рука Ийвара соскочила с деревянной рукоятки ножа и с силой обрушилась на край кастрюли, а та, описав пьяное сальто, с грохотом и звоном грохнулась об пол, упала на бок и резво покатилась куда-то под кухонный шкафчик. Отполированная ладонями древесина ножа, намертво влившегося в тесный коллектив овсяных зерен, мелькала в ней на манер быстро вращающейся колодезной ручки.
Вот она замерла, покачнулась, словно размышляя над дальнейшим маршрутом, и застыла. Маг и ученик переглянулись.
- Нет, благодарю. Но если мастер голоден, то смею заметить, что вся овсянка еще внутри… Владетель побери! – последнее, брошенное сквозь зубы, обращалось уже к тихим шаркающим шагам наверху. Это не мог быть Кристоф, а раздавшийся спустя миг недовольный голос госпожи Лаин вообще заставил напрочь позабыть про какого-то не столь грозного аптекаря.
- Мастер Одер? – достаточно громко спросила та, не спеша спускаться вниз, - Что вы творите?
Гансар от греха подальше наподдал кастрюльке ногой, избавляя от последних чугунных сомнений, и та окончательно исчезла в неисповедимой темноте подшкафья.
- Ворожу, леди. – Был веселый ответ мага, явно наслаждавшегося происходящим, - Традиционное риодоннское гадание на овсяной, кхм, гуще. А гроза кастрюлек мне ассистирует.
«Гроза кастрюлек» серьезно задумался, чем можно кинуть в знатока кашных гущ, но самый подходящий предмет – упомянутая гуща, сейчас находился вне его досягаемости и дело ограничилось черной шахматной пешкой, которую вор с удивлением обнаружил в своем кармане и припомнил, что пару минут назад, до кастрюли, крутил ее в руке.
«Воровская привычка, чтоб ее!»
Вовремя пригнувшись, маг не успел поймать фигурку и она бухнулась куда-то в угол.
- Он нагло врет, госпожа Лаин! Я к вашей кастрюльке даже не притрагивался! Видит Божиня, любил ее как родную мать!
- А как лютню? – педантично уточнил Одер, странно глядя на музыкальный инструмент (как далекий от магии человек, Гансар не знал тонкостей истинного зрения и потому не заострил внимания на таком интересе, в то время как учителя сильно заинтересовал изменившийся магический фон старой боевой подруги менестреля; заклинание зрения, незаметное движение руки и заинтересованный взгляд на потолок, так опрометчиво провороненные Алленом, ясно говорили, что маг наконец-то почувствовал другого мага под своей крышей).
- Как лютню – нет. – Безапелляционно отрезал бард и тут же об этом пожалел:
- Госпожа Лаин, это он нагло врет! Он любит лютню больше, чем родную мать и вашу кастрюлю вместе взятых!
- Да что б ты понимал в лютнях, богомерзкий чароплет!
- Но зато я понимаю в кастрюлях. А разве в данной ситуации это не более полезное знание, а, Гансар?
Сверху послышался сокрушенный вздох и Гансар словно воочию увидел как сейчас Лаин, поставив локти на перила, потирает виски руками. Да, пожалуй, они действительно ведут себя лишком громко. Или просто слово «дом» даже в отношении такого неуютного жилища способно творить чудеса одним своим звучанием и расцветать на лицах улыбками? В конце концов, сейчас он бы не удивился, если бы узнал, что даже у вечно хмурой Лаин, пока она слушала громкую перепалку внизу, правдивую историю своей посуды и взаимные обвинения во лжи (а Гансар с Одером уже к середине своего разговора прекратили понижать голоса до шепота), дрогнули уголки губ.
«Дом». Сейчас все были дома и жизнь, казалось, снова начинала течь своим чередом.
Даже следующая сварливая фраза Лаин прекрасно вписывалась в обычный ход жизни:
- Мастер Одер, от вас я никак я не ожидала таких ребячеств.
- Вы от меня много чего не ожидали. - чародей улыбнулся. Чудеса и неожиданности из него действительно сыпались часто, особенно когда доходило до практической магии - Одер был великолепным теоретиком, почти что портативным ходячим справочником, но из-за ненабитой на применении, а не на изучении, руки, заклинания часто давали осечки или странные последствия, как старая лестница, - Но я, подобно изменчивой погоде, презираю ежедневные сводки предсказателей и продолжаю радовать вас своей непредсказуемостью.
- Мастер, это моя фраза!
- Хорошо, я прощаю тебе и ее, и обстоятельства, в которых она была мне сказана.
«Обстоятельствами» являлись неудачная кража, разногласия и спешный выезд из Аделя. Взвесив их все и какое-то мелкое копирование без разрешения, Гансар решил, что ему же лучше помолчать. Лаин снова ушла к себе, напоследок посулив одному безрадостную старость, когда ему, ребенку взрослому, никто не сможет даже овсянку сварить по-человечески, а другому пригрозив уже известной всем присутствующим метлой.
Одер наконец-то нашел шахматную пешку в противоположенном конце помещения, Гансар убедился, что кастрюлька исчезла навсегда и, кажется, испарилась вовсе – пошуровав под шкафом метлой он ничего не выудил, хотя не сильно усердствовал.
- Нормальная каша в следующей, но старая. Разбавь молоком, есть можно будет. Кстати, кто это? – указующий перст мага поднялся вверх.
Парень замялся, стараясь верно выбрать слова и без подробностей рассказать о причинах своего преждевременного появления в Аделе и о появлении спутника-мага. Верно истолковав его молчание, Одер вздохнул:
- Ладно, неважно. У меня есть дело. Тут один высокопоставленный человек, причем богатый, устраивает праздник. Грид де Апрете, хотя имя тебе ничего не скажет.
Вор мигом запомнил имя. Он уже понял, к занятию какого рода клонит «мастер». Одер продолжал:
- Простонародье будет веселиться, в то время как многоуважаемые благородные особы станут делить наследство. И есть там одна штука, перстенек старый, но по-своему интересный, который достанется одному из наследников. И если ты, дорогой менестрель и мой добрый друг Брайс Адаир, сможешь по своим канавам разнюхать, кому он перепадет, то цены тебе не будет.
«Брайс Адаир? Имя Брайс переводится как «предприимчивый», а Адаир как «благородный»… «Предприимчивый благородный». Итак, Одер, ты хочешь видеть предприимчивого актера под личиной благородного, коих  пускают на дележку? И перстень нужно не вычислить, а украсть. Я тебя понял, не тревожься».
- Особенно выделю слово «разнюхать», – как ни в чем ни бывало продолжил маг, хотя не мог не видеть кривую улыбку вора, - «Разнюхать», оно же значит «узнать», «выведать», «услышать», переводится как действие, направленное не на объект…
«Э-э-э! То есть как это не красть? А зачем я тогда нужен?»
- … а на его окружение, и имеющее своей целью сбор определенной информации об объекте, - как ни в чем не бывало продолжил собеседник, хотя не мог не видеть покидающую лицо вора улыбку, приобретшего озадаченный вид, - с последующим предоставлением этой информации другому лицу.
«Значит, не красть. Печа-а-алька…» - но тут же поправился, - «Р-р-радость-то какая!»
- Но я сильно покривлю душой, если скажу, что после твоих неудач поверю в благоприятный исход дела, - Одер сложил руки на груди и погрузился в состояние глубокой задумчивости.
«Эй, я ни слова не сказал тебе о неудачах! Я вообще ничего не сказал про Ридр!»
- То есть как? – возмутился бард, - Ты сомневаешься в моих способностях?!
Маг посмотрел на него как-то странно, явно не понимая серьезности сказанного чуть ранее.
«Профессиональную гордость задел, зар-р-раза! Совсем магики распоясались, уже ворам не верят!»
- Именно. Среди знакомых тебе криминальных элементов есть кто-нибудь с мозгами?
- Разумеется, - вор подбоченился, - Я.
- Ха. – Просто отозвался маг, мигом спустив слугу с небес прекрасных на землю грешную, где его таланты грозят веками пылиться в старых сундуках.
Озадачившись, он мигом выкинул из головы уязвленную домушничью честь.
- Да как тебе сказать…
Найти мозговитого напарника в три часа ночи действительно представлялось невозможным.
- А с полезными талантами?
С этим дело обстояло еще хуже, если конечно под «полезными талантами» он не имел в виду уголовные рожи или наемничье похмелье. Была еще третья категория знакомых, именовавшаяся прекрасными дамами, но тащить на важное дело одну из них казалось сущим самоубийством.
Хотя так ли всё плохо? И действительно ли на примете нет толковых людей, которых можно втянуть в какое-нибудь приключение?
- Есть. Твоя братия. Правда со скверным характером, но проблески гениальности присутствуют!
- Гансар, плевать я хотел на его характер, прости за откровенность. Работать вместе сможете?
- Ну-у-у…
- Хорошо, спрошу иначе. Терпеть друг друга можете?
- Вполне. – И тут же поправился, - Наверное вполне. Хотя за него говорить не стану.
Одер хмыкнул, но от комментариев воздержался в пользу более приближенных к делу подробностей:
- Через пару дней после нашего отъезда портниха принесла твою одежду. Ту, где были «плохие» рукава. Не помнишь? Кто бы сомневался. Утром найду твоему приятелю что-нибудь приличное, вечером пойдете на праздник. И помни: только разузнать.
Гансар с трудом сдержал вздох облегчения: Одер начисто не вспомнил про… Но оказалось, что радовался он рано: мастер, уже поднимавшийся по лестнице, снова повернулся к слуге и добавил:
- Да, на днях найдешь меня на старом месте и расскажешь про Ридр.
- Но…
- Гансар, это не просьба. Найдешь и захвати с собой лютню. С каких-то пор она стала особенно интересной.
- Хорошо, мастер Одер. – Покорно ответствовал он и когда наверху Одер закрыл свою дверь, вздох, вырвавшийся из груди, был сокрушенным.
Когда появился Кристоф, каша была готова, но желание, равно как веселость, говорить у спутника аптекаря пропало начисто (что уже само по себе не вписывалось в болтливый характер барда). Аллен явно погрузился в какие-то свои мысли и больше водил по каше ложкой, чем ел (отчасти потому, что в тарелке снова была овсянка и после знакомства с "клейстером" она совсем не лезла в горло). Наконец отставил тарелку в сторону и, пожелав доброй ночи, поднялся к себе. О том, что лютня так и осталась лежать на соседнем стуле, он вспомнил только вытянувшись на кровати, покрытой домотканым одеялом.
В комнате было сыро, голова опустела, и, пожалуй, единственное, что он сделал, это вытащил из рукава тонкую ребристую колбу и, свесившись с кровати, положил ее в глубокий зазор между стеной и полом.
«Интересно, Кристоф заметил пропажу, когда я возвращал ему светляки после починки колеса? Нужно будет попросить Одера посмотреть эту штуку. Может он знаком с Вазмайером и я что-нибудь новое узнаю?»
Он снова устроился на кровати. Раздеваться не хотелось – для этого требовалось хотя бы встать, загружать голову завтрашним днем тоже. Погружающееся в дрему сознание заторможено отмечало какие-то мелочи: у двери скреблась мышь, в другом углу ритмично капала протекающая крыша…
Пожалуй, мысль «Нужно собраться и наконец-то ее починить» была последней, посетившей его перед сном.
Проснулся Аллен от холода – так и не раздевшийся, но легший поверх одеяла, он изрядно продрог в отсыревшей комнате. Сев, потянувшись и вспомнив о событиях прошлой ночи, Аллен тихо матюгнулся: от соблазнительной мысли лечь снова и проспать до ночи пришлось отказаться.
«Что ж, став слугой мага будь готов не спать, да? Интересно, который час? И где сейчас Одер?»
Ответ нашелся сам собой – на спинке кровати нашлась белая рубашка с простой вышивкой на вороте и плечах, которой вчера там не было. Видимо мастер встал спозаранку, сделал свою часть подготовительной работы, но будить его не стал.
«Теперь бы еще воду где найти. Лаин наверняка по своему обычаю держит на окне кувшин с водой для умывания, но не хочется лишний раз мозолить ей глаза…»
Вода обнаружилась почти сразу, пусть не совсем чистая: под веселую ночную капель кто-то еще с вечера поставил медный таз и сейчас вор обладал некоторым количеством мутноватой дождевой влаги, чему был донельзя доволен.
Одев не новую, но давно забытую и оттого не разношенную рубаху, стянув волосы в хвост и некоторое время потратив поиски бритвенного ножа, приведение себя в соответствующий порядок и на тщательную маскировку шрама, Аллен спустился вниз (Лаин не было, видимо ушла на рынок; значит было около четырех часов дня) и приметил на стуле с лютней еще одну одежду. Светло-синий камзол и белая рубашка из здешнего гардероба мага уже не подходили самому мастеру, но вполне могли налезть на Кристофа.
Когда на глаза Аллену попался аптекарь, он кивнул на вещи:
- Это тебе, если нужно. Сегодня в Аделе праздник. Оденься и пойдем, расскажу по дороге. И кстати, сегодня тебя зовут Брайс Адаир, а сопровождает тебя слуга Ладар, - небрежный поклон в сторону новоиспеченного «хозяина» указал, кто какие роли займет сегодня, - И сразу предупрежу: хотя Ладар верно служит своему господину, это не мешает ему разок-другой «случайно» пнуть его под столом или заехать локтем в ребра, если тот начнет выходить из образа. – Бард усмехнулся, - Так что не забывай свое новое имя, отложи в памяти мое и следим за речью. Глядишь, мы оба обойдемся без синяков или травм похуже.
Дождавшись аптекаря, он, пропустив его вперед, вышел из дома.

---------> Особняк де Апрете.

Отредактировано Гансар Ийвар (10.09.11 00:00:54)

l Дом на Второй улице. l

В доме Одера он провел не сутки до следующего вечера, как намеревался, а неделю. «Залечиваю нервы» - так сказал мастеру и, сипло раскашлявшись, добавил, - «И горло». Ночная прогулка через адельские улицы под дождем и сырой отдающий рыбьими потрохами ветер действительно не пошли на пользу, так что врать не пришлось: Аллен хрипел, кашлял и с видом величайшего мученика, который получался сам собой, глотал всевозможные настои госпожи Лаин.
Спешить, торопливо сниматься с места и паковать вещи в ближайшее время не следовало: такую истину удалось вынести из разговора с господином в день после пира у де Апрете, отчитываясь за перстень, Ридр и все свои приключения.

- Почему я не могу появиться в собственном доме? Что ты там натворил? – учитель удивленно приподнял брови и вдруг нахмурился, - Опять разозлил святую женщину?
- Нет, нет, как вы могли подумать, мастер? Я об этом даже не помышлял, да оградят боги от столь бесславной и мучительной смерти! Просто, как я понимаю, вы снова не хотите открывать имя  моим знакомым? Позавчера ушли и не доиграли партию с Лаин.
- А-а-а, ты об этом… Нет, позавчера я искал книгу. – Маг усмехнулся, - А ты уже невесть что напридумывал? Нет, потратился на несколько книг по теории магии и не помнил, все ли принес домой. Показалось, что одну оставил на прилавке, когда укладывал в сумку. Нашел, пересчитал, быстро пролистал, а пока листал, Лаин уже ушла и внизу остался ты. Никаких игр в прятки с гостями, когда они мои коллеги по цеху. И да, в ближайшие полтора месяца я не стану покидать Адель. Потом могу задержаться.
Аллен задумался. Книги, долгое отсутствие под родной крышей, задержка… Всё повторяется год от года. Как знакомо.
Появилось ощущение, будто он перенесся в прошлое. За восемь дней перед двадцать вторым днем рождения они точно так же сидели на кухне, Одер говорил о книгах и задержках, а Гансар складывал первое, второе и получал третье:
- Мастер снова читает теорию магии в Академии?
Одер кивнул и откинулся на спинку стула.
- Постарайся вести себя тихо, я не смогу сорваться и уехать в один момент… А кроме того, через восемь дней у тебя праздник. Не хочется, чтобы свой день рождения ты проводил в тюрьме, Гансар.
- Когда у мастера работа в Академии, я всегда веду себя тихо. Вы просто запамятовали.

Логика в отношении ждущей в «Золотой Птице» информации была такова: «Даже если на Камилу нароют что-то интересное, момент не пропадет: я знаю, где эта молодая особа живет».
Пока что Гансар с ленивым интересом наблюдал за шахматными баталиями Лаин и Одера, мыл посуду и помогал выбивать пыль из половиков, разбирался в текстах недописанных баллад, сидя на лестнице с лютней на коленях, часами валялся на кровати в комнатке с протекающей крышей, если домовладелице забредала в голову идея устроить уборку или же слуга мага слишком часто мозолил ей глаза.
И частенько, отсиживаясь наверху или провалившись в ленивую полудрему, ловил себя на том, что настораживается, а то и садится на кровати, чтобы быстро спуститься вниз, когда хлопает входная дверь. Замирал. Прислушивался. С чертыханием и проклятиями снова откидывался на подушку, в кои-то веки на чем свет стоит поминая не Одера Пемброка, а другого человека.

- Что это за песня, Гансар? – в один из таких дней, когда он сидел с лютней на ступеньках, спросила госпожа Лаин, убиравшаяся внизу.
Менестрель недоверчиво посмотрел на женщину, силясь выискать коварный подвох: Лаин редко говорила что-то об исполняемых им мелодиях, куда чаще слушала с молчаливой сосредоточенностью хорошей аудитории. За все годы бард так и не разобрался: то ли она не хотела перебивать певца, то ли не желала обидеть резким словом. Одер не церемонился, сразу ввел табу на музыку ночью и уходил к себе днем, если настроение не располагало к высокому искусству.
- А что? – не выискав изъяна самостоятельно, бард всё-таки решился спросить, - Плохо?
- Наоборот. Грустно.
- Извинения, - он усмехнулся краем рта, - И не должны быть веселыми, госпожа Лаин. «Страж и Мышка». Хотел порадовать ею одного человека, если когда-нибудь попросит спеть, да только не сложилось. Слова есть, но не могу подобрать к ним музыку.
- А по-моему, уже подобрал. – Лаин присела на стул, - Исполни.
Лютнист передернул плечами, словно говоря «Я против, но то ваша воля, деваться некуда!» и пальцы вновь пробежали по струнам. Исполнять сочиненные про Кристофа и Лиру куплеты, сдобренные богатой фантазией, не хотелось. Мелодия действительно звучала сыро, хотя на его взгляд даже слова требовали крепкого пера, объемной чернильницы и хорошей доработки.

Кристоф Вазмайер, по мнению барда, ушел из гостеприимного дома как последний неблагодарный осел: не попрощавшись. Лаин в ночь и вечер после праздника у де Апрете ночевала под кровом своего племянника, Одер где-то пропадал до следующего полудня. Аллен рискнул постучать в соседнюю дверь только выспавшись и сочинив достаточно убедительные оправдания всем своим поступкам в особняке, но… Но аптекарю и богам было угодно ввести и без того не святого менестреля в очередной грех грязного сквернословия: ни Криса, ни вещей, никаких записок в комнате не обнаружилось. Внизу, когда канула первая минута немого столбняка и бард опять чуть не подвернул ногу, сбегая по лестнице, тоже. И никто ничего не видел и никто ничего не знал.
Злило. Злило невообразимо, жутко, хотелось пожелать аптекарю свернуть себе шею на портовом пирсе и от души швырнуть табурет об стену. Людей, которым ты много чем обязан, но не успел возвратить даже половины сделанного добра, отпускать обидно и тяжело вдвойне. Аптекарь же, кроме всего прочего, был слишком похож на Одера характером, на Одера лет десять тому назад, так что едва сдвинувшееся в положительном направлении отношение Гансара к магам отскочило обратно аж на целую лигу: мерзавцы, мерзавцы они все и все одинаковы.
«Не вздумай повторить всё это где-нибудь ещё - засмеют. Или превратят в лягушонка» - вспоминались слова мага. И многое, многое еще.
Но очередная хлопнувшая дверь отзывалась на все надежды голосом воротившейся с рынка Лаин, ведущей беседу с кошкой, и новым ожиданием неизвестно каких чудес. Хотя ему, вору-то и висельнику, давно следовало понять: чудес для простых смертных уже не существует.
«С чудесами на сегодня всё» - и это тоже говорил Крис, - «Приходите завтра».
Вот только напророченное «завтра», в котором можно было бы извиниться, оправдаться и наконец-то сказать «Спасибо!», обещало уже никогда не наступить.
- С чудесами на сегодня всё. - Тихонечко повторяли губы, когда взгляд снова утыкался в протекающий потолок маленькой комнаты, - Приходите завтра.

l Набережная l

Дом Одера встретил темнотой и тишиной. Аллен, открыв дверь взятым на неделе у мастера запасным ключом, прошелся по кухне, прислушиваясь, поднялся до середины лестницы. Замер, но никаких звуков не раздалось.
«Значит, мастер опять ночует в Академии. А Лаин, наверное, будет чаще жить у племянника, пока он не поправится».
Тут было тепло, но мысль заставила поежиться от холода. Аллен, постоянно создававший шумиху и смех, любил старый дом только когда тот был полон жизни. В иное время постройка с темными комнатами и чердачная комната без окон наводили скорее на мысли о затхлом склепе, чем об уютном крове над головой. Дни напролет довольствоваться компанией немногословной Лаин становилось в тягость ему уже через несколько суток, что говорить о скольких-то днях, которые придется провести здесь один на один с собой?
Одер, читая лекции в Академии, будет ночевать в своем жилище не больше двух-трех ночей в неделю. Знакомое чувство посаженной на цепь собаки: привыкнув к обществу господина, оказаться вдруг предоставленным самому себе. Поначалу свобода всегда пьянила. Потом заставляла тосковать по временам, когда приходилось каждодневно терпеть чудачества «старого колдуна», и ходить из угла в угол неприкаянной тенью, прислушиваться к шагам или дверному скрипу: ну когда же, когда? Когда на пороге возникнет обеспокоенный мастер Пемброк и коротким «Гансар, выметываемся! Объясню в дороге!» объявит начало нового путешествия? Полтора месяца «адельской стоянки», выпадавшие почти ежегодно, рано или поздно становились пыткой.
Минула всего неделя, но усидеть на одном месте уже становилось трудно. А уж сколько дров умудрился наломать за такое короткое время…
Они с Лаин разминулись не больше, чем на полчаса – печь оказалась горячей. Мелкие тонкие ветки для растопки долго отказывались гореть – менестрелю редко удавалось разжечь огонь с первой искры.
«Смотрел, улыбался и ни разу не повысил голоса. Даже не давил, не предостерегал, не угрожал – просто растолковал, почему не стоит делать то или это. Говорил как с младшим, но без пренебрежения». - Бард глядел на горящую скомканную бумагу в приоткрытой печи, - «Как Одер».
Если вдруг ему нестерпимо захочется в отсутствие мастера поговорить хоть с кем-то, то первым кандидатом наверняка станет граф Ро’Али. Другое дело, что распрощаться с этой семьей нужно поскорее, пока такого порыва действительно не появилось. Сложно ведь объяснить, зачем вообще затевался этот смешной номер с поддельным письмом и почему говорить тянет именно с тем, кому совсем недавно желал беды.
«От скуки он затевался, от скуки. Потому что еще целых полтора месяца до нового путешествия».
Лист изгибало и мяло жаром, оранжево-желтые язычки быстро расползались по обрывкам, оставляя пачкающую пальцы угольную черноту. Есть что-то завораживающее в том, как горит исписанная бумага: взгляд выхватывает отдельные слова, останавливается то на «совет Аделя», то на «Камила Ро’Али», то цепляется за тающее на глазах «преступление» и, когда оно потонет в огне, перескакивает на «повиниться». Всё дальше, всё меньше слов, всё больше рассыпающейся черноты сожженного поддельного письма, по краю которого тлеет огненная нить – и письма нет. Бард дождался, пока оно прогорит совсем, аккуратно вытащил из огня и бросил в какую-то вымытую и просохшую чугунную сковороду, чтобы дать остыть. Поднялся к Одеру, после недолгих поисков нашел пустые сложенные конверты и, подумав, взял два. Ссыпал пепел от навета в один из них, не подписал – граф Ро’Али сам поймет, от кого могло прийти темное крошево сожженного письма.
Затем достал из подсумка другой листок, несколько раз сложенный пополам и от этого приобретший не самый лучший вид, расправил и быстро пробежал глазами, вспоминая сказанное в «Золотой птице».

«Что есть слова, прекрасная госпожа? Пыль, тлен, тщета – не более. Ни на миг не поверю в ваши речи, пока вы не засвидетельствуете письменно, что я прощен. А я буду хранить сей благодатный дар вечно, помня о вашем добром сердце. Знаете стихи?
‘‘Я вас прощаю. Я не зла,
Обид и горечь не тая.
Вы так бестактны – не беда’’.
Напишите их – я поверю в ваши слова, а добавив пару строк от себя, вы сделаете меня счастливейшим из смертных… Хозяин, перо и бумагу вашей прекрасной гостье!»

Второй листок полетел в огонь следом за первым. Не нужно такого искушения впредь. Он ведь выпрашивался неискренне, не как благодатный дар, который станут хранить вечно, а как образец подчерка благородной госпожи. Хватит, не нужно впредь, не нужно.
«Ведь теперь я стану действовать иначе. Довольно, один раз поспешил и всё сорвалось из-за девчонки. Куда торопиться, если впереди полтора месяца, а быть может и больше?».
Слова горели быстро, последней растаяла в пламени строка «И что поделать, если вы…»
- «Мне по душе пришлись, увы»? Как бы не так, Камила.
Пепел точно так же пересыпал во второй конверт. Ничего страшного, если девушка не поймет, что за странное письмо и от кого могло ей прийти. «Если обращаться подобным образом с людьми, они все разбегутся куда подальше», верно ведь?
На сборы пришлось потратить даже больше времени, чем оставалось до заката: отыскать неведомо куда переложенный в ходе уборки заплечный мешок с его бродяго-воровским содержимым, найти дорожную одежду потеплее: черный тапперт, шерстяные штаны и старый-добрый разорванный плащ непонятного цвета, пропахший десятками кабаков; собрать запасную смену костюма, струны для лютни, саму старую боевую подругу, переодеться в оный наряд путешественника. В самую последнюю очередь зачерпнул щепотку соли и насыпал ее короткой чертой поперек столешницы – знак, хорошо понятный всякому жильцу дома: «Мне пришлось спешно покинуть дом».
«Рискованно оставаться здесь, раз об Одере теперь знает любая псина. Лучше поселиться в городе, там искать одного человека без определенного места жительства всё равно, что ловить ветер в поле. А если новая затея получится на славу, то искать меня начнут всенепременно».
Бард накинул капюшон тапперта на голову, мешок перебросил за плечи. Лютню по заведенному порядку укутал в плащ лучше, чем себя самого. Затушил печь, огляделся, прислушался к пустой тишине комнат и вышел за дверь, припоминая места своих предыдущих коротких ночлежек: пустые чердаки, подвалы, маленькие комнатки, снимая которые не приходилось разглашать о себе больше, чем мог сказать звон передаваемых владельцам домов монет…
Только сначала надо было кое-что сделать.

---------> Гостиница "Райский уголок".